Штурмующие небо
В опытно-конструкторском бюро Андрея Николаевича Туполева работало созвездие выдающихся летчиков-испытателей. В лучшие времена на Жуковской летно-испытательной и доводочной базе ОКБ (ЖЛИиДБ) в летных испытаниях участвовали десятки летчиков. Каждый — талантливая личность, за плечами каждого долгий, насыщенный большой работой и опасностью путь в испытатели. Но кто-то из «равных» должен был стать старшим летчиком, кому-то доверяли первым поднять опытную машину. Это неизбежно «выборочное» возвышение — особое испытание для всех. Один из самых известных летчиков-испытателей в нашей стране и в мире, несомненно, Герой Советского Союза Эдуард Ваганович Елян. Заслуженный летчик-испытатель СССР, он выполнил немало масштабных испытательных работ не только в ОКБ Туполева, но также в ЛИИ, ОКБ П.О.Сухого, А.И.Микояна. Его имя вошло в мировую историю в тот непогожий предновогодний день 31 декабря 1968 года, когда он во главе небольшого экипажа впервые поднял в воздух первый в мире сверхзвуковой пассажирский самолет, легендарный Ту-144. Этот полет стал завершающим этапом новаторской работы великого множества НИИ, КБ, заводов, специалистов десятков направлений, сотен тысяч ученых, инженеров, техников, рабочих — всей страны. На вершину огромной пирамиды создателей и испытателей истинного чуда авиационной техники, которое вряд ли удастся повторить в ближайшие десятилетия, был вознесен один человек, первый пилот и командир экипажа. Генеральному конструктору, мудрейшему Андрею Николаевичу Туполеву было кого выбрать. Он назвал одно имя — Эдуард Елян. Ни восхождение на эту вершину, ни спуск с нее не были простыми для летчика.
Эдуарду Вагановичу Еляну исполнилось 80 лет. И у нас есть замечательный повод сказать ему добрые слова.
ГЛЯДЯ на этого седовласого красивого человека, полного житейской и профессиональной мудрости, организованности и ответственности, человека, пережившего немало катастроф и потерь, не перестаешь удивляться его истинно молодой, неугомонной энергии. Он хорошо помнит (и ценит) прошлое, но полнокровно живет настоящим и будущим — своей семьи, своих друзей, сподвижников, своих самолетов, своей страны.
Жизнь показывает, что важнейшее значение в становлении многих выдающихся испытателей имеет инструкторский опыт. Так было и у Еляна. Борисоглебское военное училище летчиков он окончил с отличием в 1948 году и до 1951 года работал там инструктором. Уже тогда его приметил приезжавший в училище начальник Школы летчиков-испытателей генерал М.В.Котельников. Елян хотел попасть в первый набор в Школу, но у него был еще мал налет. Этот недочет Эдуард Елян устранил быстро: ему, как инструктору, почти ежедневно приходилось летать с раннего утра с десяткой курсантов своей группы, а после обеда — с десяткой курсантов другой группы. Нескольких инструкторов тогда забрали в Корею для обучения китайских летчиков. Генерал Котельников сам приложил усилия, чтобы Елян попал во второй набор ШЛИ, где он был, кажется, самым молодым лейтенантом. Среди преподавателей Школы своего набора, в 1951 году, Елян особо выделял Михаила Михайловича Громова. Он был тогда начальником управления летной службы Министерства авиационной промышленности, возглавлял мандатную комиссию Школы и читал там курс психологии. Запомнилось, что в этих лекциях сквозила любовь… к лошадям. И психология наездника необъезженной лошади обследовалась лектором порой столь же внимательно, как и психология летчика-испытателя.
Свою испытательную работу Елян начинал в Летно-исследовательском институте (ЛИИ) и выполнил несколько важных работ. Они были связаны с заглоханием двигателей самолетов-истребителей МиГ-15 и МиГ-19 при стрельбе реактивными снарядами и из обычных пушек. Он участвовал в испытаниях, связанных с обеспечением прочности тех же самолетов с подвесными баками. Важные результаты были получены им в испытаниях жидкостных ракетных двигателей — ЖРД на фронтовом бомбардировщике Ил-28 и в испытаниях, направленных на выявление причин катастроф трех самолетов Ан-2. Он был дублером у Амет-хана Султана при испытаниях уникального сверхзвукового самолета П.В.Цыбина НМ-1. Слетать ему не удалось, помешала командировка на полигон во Владимировку. Но его назначение на эту работу говорит само за себя. Он был также дублером в испытаниях опытного самолета ОКБ А.И.Микояна Е-50 с ЖРД…
После пяти лет работы в ЛИИ, начиная с 1958 года, Эдуард Ваганович два года испытывал самолеты-истребители в ОКБ П.О.Сухого, в частности сдал он на государственные испытания самолет С-1 и испытал машину П-1. У Еляна сложились отличные отношения со старшим летчиком фирмы Сухого В.С.Ильюшиным (об этом мне тепло говорил и Владимир Сергеевич).
Летом 1960 года, через полгода после гибели экипажа Ю.Т.Алашеева на уникальной опытной машине — сверхзвуковом бомбардировщике Ту-22, Еляна пригласили в ОКБ Туполева для продолжения испытаний этой машины. К этому времени Елян закончил МАИ. Формально он еще не ушел из фирмы Сухого, но летал уже в ЛИИ. Вот туда-то по поручению начальника Базы М.Н.Корнеева за ним в ЛИИ приезжали старейшие летчики-испытатели фирмы А.П.Якимов и И.М.Сухомлин с предложением перейти в КБ Туполева. М.Н.Корнеев и его заместитель Д.С.Зосим встретили молодого летчика перед входом в центральное здание Базы. Прогуливаясь в лесочке, после общих расспросов о здоровье, о делах, о желании работать в КБ, Михаил Никифорович Корнеев сказал Еляну то, что запомнилось надолго: «У нас к вам одна просьба: пожалуйста, не ввязывайтесь в коалиции в нашем коллективе. У нас — клубок неприязней в отношениях молодых со старыми. Есть проблемы. Ваша задача — Ту-22!»
Машина Ту-22 была неустойчива на некоторых режимах полета (в частности, на малых скоростях с выпущенными закрылками), и на ней было много дефектов, связанных с неустойчивостью. Нередки были разрушения фюзеляжа. Ломались машины из-за потери устойчивости в продольном движении (вследствие так называемой раскачки по тангажу).
После чрезвычайных происшествий, которые произошли у Ю.Т.Алашеева и В.Ф.Ковалева, «старые» летчики не рвались летать на Ту-22, они были заняты на тяжелых дозвуковых машинах Ту-95 и Ту-114. Главное же, им не хотелось, как признавались они сами, «совать голову в пасть зверя». Первым после аварийной посадки с тяжелейшими последствиями экипажа Ковалева полетел Елян. Причем это был первый полет в его летной карьере на Ту-22. «До сих пор помню, — рассказывал бывший начальник ЖЛИиДБ М.В.Ульянов, — как мы его «грузили» в самолет, еще не седого в ту пору… Кресло выпускалось из кабины вниз, летчика усаживали в него, снаряжали, пристегивали и лебедкой, вручную поднимали. Потом ручную лебедку на машине заменили на электрическую…»
На первом вылете Еляна на 22-й присутствовал Андрей Николаевич Туполев. Он участвовал также в разборе полета и особенно интересовался вопросами продольного управления. Кто-то раскачивал машину на взлете — этого у Еляна не было. Машина показалась ему мощной, строгой, но подвластной летчику.
В первые годы в КБ Туполева Елян был занят в основном именно Ту-22, и ему пришлось решать самые разные задачи. Например, в Калининградском полку (там, как и в Саках, базировался полк морской авиации) на 22-х все время рвались тормозные парашюты, и машины выкатывались за полосу. Елян полетел туда и разобрался, что причиной происшествий стала чрезмерно большая скорость захода на посадку. Очень много работы по 22-й было связано у летчика с казанским заводом, который он курировал. На Ту-22 Елян выполнил первый полет на максимальную дальность — до Новосибирска и обратно летели более пяти часов.
Однажды в 1963 году в одном из полетов Еляна на Ту-22 в полете отказал указатель скорости. И летчик, сам того не подозревая, превысил ограничения по скорости. Самолет в облаках попал в зону реверса элеронов: при отклонении штурвала вправо самолет начинал крениться влево. Кроме того, наступала обратная реакция на дачу ноги. Высота была не более 1500 м, но Елян успел понять, в чем дело. Он не дал развиться событиям, убрал форсаж, увеличил вертикальную скорость, затормозился и потихонечку привел машину на аэродром… «Могла быть труба», — вспоминал он годы спустя.
По доводке самолета Ту-22 многое сделал летчик-испытатель В.П.Борисов. Экипаж Еляна, в который входили также штурман Н.И.Толмачев и бортрадист Б.И.Кутаков, выполнил особенно большую и важную работу на самолете-ракетоносце Ту-22К с боевыми ракетами Х-22. При первом пуске ракеты на полигоне во Владимировке у них вместо отцепки ракеты сработал механизм слива окислителя — азотной кислоты, одного из компонентов топлива ракеты. Самолет вдруг весь покрылся желтым облаком, которое постепенно рассеялось. Летчик не потерял самообладания и смог привести машину на аэродром. Ее отмывали от этой самой кислоты всю ночь всем, чем могли, но машину спасли.
У Еляна, которого всегда отличали естественность и коммуникабельность, было полное взаимопонимание со смежниками и главным конструктором системы ракетного вооружения Х-22 В.М.Шабановым, впоследствии генерал-полковником, заместителем Министра обороны Д.Ф.Устинова по вооружению. Елян, как всегда, дотошно разбирался в работах всех систем сложнейшего комплекса с тем, как действовать в самых непредвиденных обстоятельствах. По программе испытаний был выполнен огромный объем работ. Заново по этому самолету надо было проделать все, начиная с исследования взлетно-посадочных характеристик, характеристик устойчивости, управляемости, других особенностей аэродинамики, прочности. «И это естественно, — рассказывал Ульянов, — ведь Х-22 — это шеститонная ракета на внешней подвеске! И вот Елян все это сделал «без шума и пыли». Он ухитрился провести эти испытания так, что никто не знал о них. Спокойно, методично. Его вполне можно считать прародителем Х-22. Елян, я считаю, для нашей фирмы — эпоха! Приходилось слышать, что он порой был чрезмерно резок. Это не так: как воспитанный человек, Ваганыч никогда не позволил себе ни единого грубого слова ни о ком».
Елян вводил в строй первых летчиков Дальней авиации на Ту-22. Происходило это на аэродроме в Жуковском. Тогда из министерства прислали трех опытных летчиков, которых предстояло подготовить в качестве инструкторов. Выпустив их, Елян курировал потом несколько полков Ту-22 Дальней авиации. Годы спустя, работая уже у микояновцев по тематике палубной авиации, Елян не раз встречал своих подопечных из военных, некоторые из них занимали уже самые высокие посты, вплоть до министерского…
Вместе с А.Д.Калиной, Н.Н.Харитоновым, В.П.Борисовым, Б.И.Веремеем, Е.А.Горюновым, А.С.Мелешко и другими туполевскими летчиками-испытателями разных поколений, вместе с ведущими инженерами по этой машине и другими специалистами Э.В.Елян многое сделал для становления самолета Ту-22, открывавшего дорогу еще более совершенным Ту-22М, Ту-160… Работал большой коллектив, и работа шла по многим направлениям.
ОДНО из наиболее памятных воспоминаний было связано у Эдуарда Вагановича с испытаниями модернизированного пассажирского самолета Ту-104Е. На самолете добавили топливные баки в крыле и увеличили дальность полета на 700 км. Получилась очень перспективная машина. Но возникли сложности с перекомпенсацией элеронов…
Елян много сделал по испытаниям пассажирского самолета Ту-134 (вместе с А.Д.Калиной, С.Т.Агаповым, Б.И.Веремеем). Особенно активно он участвовал в наиболее сложных программах полетов на больших углах атаки. В одном из полетов по этой программе Еляна с его другом Борисом Веремеем начался пожар в отсеке фюзеляжа, где было установлено экспериментальное оборудование — «этажерки» записываюшей аппаратуры. Веремею удалось потушить пожар. Задание прекратили. Веремей был похож на негра, у него были обожжены руки, пострадала одежда, но в целом все закончилось благополучно — Елян посадил машину.
Еляна с Веремеем связывала крепкая мужская дружба. Б.И.Веремей говорил мне, что убежденно считал Эдуарда Вагановича «наиболее прогрессивным руководителем, заботившимся о перспективе и очень серьезно относившимся к молодежи». Они горой стояли друг за друга и были при этом чисты как перед собой, так и перед товарищами. Они знали цену друг другу как летчики, как личности. Елян рассказывал: «Я участвовал на начальном этапе макета сверхзвукового тяжелого ракетоносца Ту-160. Летать я на этой машине не собирался, и на это дело с самого начала планировал Бориса Веремея. Но сам какое-то время поработал там хорошо. Ведь была проблема с отдыхом экипажа, с расположением пультов. А особая сложность возникла с креслом пилотов. Было очень мало места, и я предложил подвесить спинки кресла за верхние точки, с тем чтобы кресло могло поворачиваться и отходить назад. Тогда у летчиков появлялась бы возможность спокойно занимать кресло и выходить из него. Я хотел закрепить назначение Веремея, потому спешил с представлением его к званию Героя. К Алексею Андреевичу Туполеву по этому поводу я подходил дважды. Первый раз — неудачно, переждал какое-то время, повторил заход, а он сказал: «Тебе с третьего раза дали Героя? И дали после того, как полетал на 144-й! Вот пусть Веремей полетает на 160-й — тогда и поговорим»…»
Еляну также довелось много поработать по Ту-154 наряду с Ю.В.Суховым, В.П.Борисовым… Этой машиной он активно занимался, работая с болгарскими и румынскими летчиками… Однажды Елян садился на 154-й в Новосибирске с невыпущенным шасси и справился с машиной, сохранив ее…
Когда в ОКБ Туполева замаячила тема сверхзвукового пассажирского самолета Ту-144, не менее важными были работы по двум другим новым, сложным проектам — сверхзвукового бомбардировщика с крылом изменяемой геометрии Ту-22М и пассажирского Ту-154. На них были ориентированы Борисов, Горяйнов и Сухов. Не прекращались работы по другим заданиям: Козлов с Бессоновым завершали испытания сверхзвукового перехватчика Ту-28, Гоpюнов с Ведеpниковым испытывали дальний противолодочный самолет Ту-142… В первую группу летчиков-испытателей самолета Ту-144 вошли Бессонов, Борисов, Елян, Козлов, Ведерников. Так, говорят, планировал Туполев. Вскоре командиром экипажа 144-й он выберет отнюдь не самого титулованного и принимаемого всеми, но достаточно опытного и надежного — Э.В.Еляна.
Однажды я спросил Эдуарда Вагановича, почему из большого коллектива, может быть, и более именитых летчиков на 144-ю выбрали именно его. Он ответил: «Я думаю, это произошло так. По работе с Ту-22 я был близок с главным конструктором Д.С.Марковым. С его участием, не помню уж, как это было, я сблизился также с бригадой, которая начинала создавать самолет Ту-144, в частности с В.И.Близнюком. Алексей Андреевич Туполев года за два-три до первого вылета уже говорил мне, чтобы я «занимался этой машиной». Это был короткий разговор, он сказал: «При возможности — подъезжай!» Когда проект стал вырисовываться, наши контакты стали более частыми. Вообще-то летчики наши из Жуковского в КБ ездили неохотно, не любили этого, прямо скажу. Мне, когда я стал начальником летной службы, далеко не всегда удавалось послать их в КБ. Потому что если едешь туда, можешь потерять полет. Андрей Николаевич Туполев со мной о назначении в первый экипаж испытателей никогда не говорил. Пока мы с известным ученым ЛИИ и летчиком-испытателем Н.В.Адамовичем работали на макете, никто не знал, кто же будет поднимать машину. И у меня не было разговора на эту тему ни с кем! Когда такое назначение состоялось, меня не спрашивали! Тогда уже определилось (без меня!), что другому кандидату, Коле Горяйнову, из-за его некоторых проблем машину не доверят. Когда я дал согласие быть первым, я спросил Мишу Козлова, согласен ли он быть вторым. Он согласился. Он тогда занимался 28-й машиной, был очень занят и на макете 144-й не бывал. С Андреем Николаевичем я встретился только тогда, когда он приехал на первый вылет. До этого я иногда общался только с Алексеем Андреевичем Туполевым. Кроме Миши согласие работать на 144-й дал еще Агапов. Мы полетали на «аналоге», оценили эту машину, построенную на базе истребителя МиГ-21. Кстати, она, как оказалось, очень была схожа со 144-й на дозвуковой скорости. На сверхзвуке у 144-й не было «раскачки», которая была на «аналоге», не имевшем демпферов…»
В Сергее Тимофеевиче Агапове Елян ценил природный талант летчика, прямоту и честность человека широкой русской души. Агапов был известен резкостью суждений о ком угодно, в том числе и об Эдуарде Вагановиче. Но он говорил о нем, отдавая должное: «Летал Ваганыч хорошо. Может быть, главной его чертой была пунктуальность. Он очень хорошо готовился к полетам, досконально, тщательно. У него не было такого таланта, чтобы сразу схватить все на лету. Он всего добился своим усердием и упорством…»
УВАЖИТЕЛЬНО и тепло, как о сильном летчике-испытателе и инженере, говорил об Эдуарде Вагановиче известный ученый ЛИИ и летчик-испытатель Николай Владимирович Адамович. Он рассказывал о его совместной с Еляном работе по эргономике 144-й. Тогда Елян надолго, казалось, навсегда, исчез из московской жизни, переехав в Ростов, и далеко не все его товарищи вспоминали его так же добро. А с Еляном мы говорили о той же их совместной работе, когда Адамович уже ушел из жизни. Во взаимных, совершенно независимых оценках каждого из них было столько личной скромности и уважения друг к другу, что вспоминаю об этом, как о редком примере подлинной интеллигентности. «Мы с Адамовичем, — рассказывал Эдуард Ваганович, — работали по этой программе на самой ранней стадии. Адамович — великий был человек. Считай, что кабина — это его работа! Делали многое мы вместе, но идея, идеология были его! Я ему помогал. Кабина наша была проще, чем у «Конкорда», благодаря Адамовичу, благодаря ближайшему туполевскому сподвижнику Л.Л.Керберу, который смело пошел на наши предложения».
Елян несколько лет просидел в ОКБ, занимаясь 144-й задолго до того, как стали выбирать командира на первую опытную машину. Он много работал с конструкторами, особенно со специалистами по управлению самолетом. На макете самолета и стендах они корректировали положение кнопок, тумблеров, форму пультов управления кабины, уточняли параметры различных систем. Те, кто хорошо знает это, говорят, что Еляна можно считать не только первым летчиком самолета Ту-144, но и полнокровным создателем этой машины!
Эдуард Ваганович всегда восхищался 144-й и ее летными характеристиками, однако никогда не выделял особо какие-либо детали первого испытательного полета машины. Но те, кто встречал экипаж после того исторического полета, отметили совершенно непередаваемые удовлетворение и одухотворенность командира экипажа. Ведь это был первый, вполне удачный итог огромной работы. Естественно, Елян очень переживал впоследствии, что 144-я оказалась единственной машиной, получившей сертификат летной годности и не пошедшей на пассажирские перевозки. Но от него мало что зависело. Он уверен, что если бы был жив Андрей Николаевич Туполев, все было бы иначе, но это особая тема. У страны не хватило экономической мощи и общей организованности, чтобы из чисто политической программы сделать коммерчески выгодную. Создавая Ту-144, мы научились решать сложнейшие научно-технологические проблемы в авиации.
В 1975 году, после катастрофы 1973 года, Елян с Горюновым показывали в том же Ле Бурже свою программу демонстрационных полетов на Ту-144, после чего зашли на посадку. Перед самой полосой, метров за триста до нее, они вдруг увидели поднимавшуюся с полосы большую стаю голубей! Подошли к торцу полосы, и все переднее стекло кабины оказалось залепленным кровью и крыльями птиц. Сажать и рулить Елян мог, лишь наблюдая через форточки. Зарулив, Елян немедленно поехал к руководителю полетов. «Это был рыжий француз, похожий на трафаретного эсэсовца. Это была та же сволочь, которая заводила меня в 1971 году на посадку, путая «лево» с «право». Я посадил его в машину, и мы поехали осмотреть место на полосе, где увидели насыпанные зерна и побитых белых откормленных голубей размером с курицу! Очевидно, кому-то надо было еще что-то натворить! Кто-то упорно преследовал цель, чтобы второй раз случилось неладное: двигатель разрушился бы или что похуже… Я в свое время во Владимировке на МиГе-19 на взлете влетел в стаю воробьев. Так я не знал, как мне сесть! Не видно ничего! Все остекление залито кровью, перьями. Кое-как с помощью земли зашел и еле сел…»
Эдуард Ваганович, вспоминая разные обстоятельства летных испытаний 144-й, в том числе и самые драматические, говорил неизменно о высоких профессиональных качествах инженеров В.Н.Бендерова и Ю.Т.Селиверстова. Они оба, как члены экипажа, участвовали в испытаниях Ту-144, начиная с первого вылета. Елян ходатайствовал перед Д.Ф.Устиновым о присвоении им звания Героя Советского Союза. В том, что касалось любых происшествий со 144-й, тем более катастроф, особенно второй, Эдуард Ваганович никогда не снимал ответственности с себя, даже если она была явно косвенной. «В пожаре 144-й в сдаточном полете я виню себя, — говорил мне Елян. — Виноват, потому что не воспитал бортинженера, который мог распознать опасность. Бендерова воспитал, и он нас выручал. А другого не воспитал». Эдуард Ваганович имел в виду, во-первых, аварийную посадку в Варшаве, когда большую утечку топлива (вследствие разрыва топливопровода) экипаж обнаружил. Тогда Елян, как рассказывал мне Ю.Т.Селиверстов, хладнокровно посадил машину. Во-вторых, Эдуард Ваганович имел в виду аварийную посадку под Егорьевском. Тогда подобную же утечку топлива инженеры не заметили, и при запуске вспомогательной силовой установки возник сильнейший пожар. Первый пилот летчик-испытатель ГосНИИ ГА В.Д.Попов и Э.В.Елян, сдававший ему усовершенствованную машину Ту-144Д, сажали ее, охваченную пламенем, не теряя ни на мгновенье выдержки и контроля над ситуацией. Машину при посадке на поле спасти было невозможно; к несчастью, тогда погибли бортинженеры О.А.Николаев и В.Л.Венедиктов.
О пожаре и аварийной посадке на Ту-144 Попов рассказывал мне так: «Мы с Еляном выполняли полет во вторник, 23 мая 1978 года. Взлетели, подлетаем к Егорьевску, ничего не подозревая. А в это время на земле уже видели, что за нашим самолетом тянется шлейф пламени примерно такой же длины, что и самолет. Показания приборов, в том числе и горевшая лампочка «пожар двигателя» (сначала одного, а потом второго), особого беспокойства у нас не вызывали. Такое уже бывало нередко, и мы оперативно включали соответствующие системы пожаротушения. Мы начали спокойно разворачиваться для возвращения, и в это время в кабину повалил черный дым. Позже выяснилось, что из баков вылилось около 10 тонн топлива, и оно загорелось в отсеке, где не было датчиков пожара. Дым в кабину все прибывал. Не было уже видно приборной доски. Я показал налево и сказал: «Будем садиться на эту поляну!» Впереди под нами находилась деревня, а за ней, перед той поляной — лес. Стало быть, сесть надо за лесом, дотянув до поляны. Взял я на себя штурвал, резко уменьшил вертикальную скорость. Деревья, словно гигантские барабанные палочки, стучали по самолету, пока мы не вылетели из этого леса. Дали команду инженерам переместиться в хвост самолета как наиболее безопасное место. После «посадки» я, как и Елян, выскочил через форточку и вишу!.. Тишина. Небо голубое, вода синяя, трава зеленая, дым черный. Машина горела, но не взорвалась. Я вишу вниз головой и думаю, что же я вишу? Бежать надо! Уперся ногами в борт и сумел оторвать шланг скафандра, связанный с креслом (потом уже на фирме человек десять никак не могли разорвать этот самый шланг)».
Мне довелось слышать запись переговоров на борту. Трудно было разобрать голоса. Но ясно слышно, что Елян, к которому сидевший на левом, командирском кресле Попов, обращался как к командиру, увидев в дополнение к речевому информатору также мигающую лампочку сигнализатора пожара, сразу принял решение возвращаться на собственный аэродром. Для этого надо было разворачиваться на 1800. Попов, подбадриваемый Еляном, начал разворот с глубоким креном влево. Елян, находившийся на постоянной связи с членами экипажа и с КДП, попросил разрешение на посадку с ходу и попросил приготовить на аэродроме противопожарные средства. Одновременно он пытался узнать у инженеров, на каком двигателе продолжается полет, после того как поступили сообщения о пожарах трех двигателей. Примерно через две минуты после запуска ВСУ он дал команду «закрыть кондиционирование», очевидно, в кабину стал уже поступать дым… Сообщения членов экипажа (об использовании средств пожаротушения, об отключении двигателей, об отключении генераторов, о положении самолета относительно приводов аэродрома, характер обмена информацией с КДП) свидетельствуют об абсолютном спокойствии на борту. Даже в такой ситуации, когда в любую секунду машина могла взорваться, Елян не позволил себе обойтись без слова «пожалуйста»! Никакой паники на борту не было, все (и летчики, и инженеры, и штурман, и руководитель полетов на КДП) хладнокровно работали… Вот поразительный пример высшего профессионализма и мужества. И еще: и правый, и левый пилоты после той катастрофы всегда отдавали должное друг другу в той критической ситуации…
Среди туполевских летчиков всегда выделял Эдуарда Вагановича Еляна штурман-испытатель В.С.Паспортников. Они были близкими друзьями, как и их семьи. Владимир Степанович рассказывал: «С Эдиком мы нередко летали в одном экипаже. Летал он изумительно. Если кто-то и говорит что-то иное — это неправда! Почему к нему отношение многих неровное? Да потому что у него очень твердый, строгий характер. Он не терпел разболтанности — ни малейшей! Если даже требования его были честны и справедливы, далеко не всем это нравилось. Потому многие его недолюбливали, тем более ровесники. Эдика Еляна очень уважал Андрей Николаевич Туполев. А он-то разбирался в людях. У них были очень простые человеческие отношения…»
ЛЕТЧИК-ИСПЫТАТЕЛЬ и писатель Виталий Баскаков говорил: «В Еляне было что-то гениальное. Когда я летал, я это не понимал так, как понимаю сейчас. Все, кто в нашей службе мнили о себе великое, не могли и близко сравниться с Эдуардом Вагановичем. Он мог создать и поддержать дух, и фирма была при нем на высоте. Елян ушел, и все исчезло. Все сразу разобщились, и летной службы не стало. Он находился на гораздо более высоком уровне видения и понимания широкого спектра проблем летных испытаний, нежели его товарищи. Его видение в значительной степени выходило за пределы летной службы. Если судить по его вкладу в решение проблем фирмы и авиации в целом и по его уровню компетентности, Елян — это фигура в масштабе страны. Елян был выше суеты, амбиций, эмоций, выше личного и частного. Им руководили общие интересы, интересы общего дела.
Наш коллектив по уровню своей сплоченности был похож на нашу страну в начальные годы перестройки, когда общество оказалось полностью разобщенным. Держать в руках такой коллектив было очень сложным делом. Еляну это удавалось: он видел ситуацию с уровня генерального конструктора, и мог брать на себя решения, касавшиеся многих… Елян был мудр, отдельные его высказывания и напутствия работают во мне до сих пор. Единственное, о чем я сожалею: общаться с таким глубоким, светлым человеком довелось немного. Я думаю, что его «уничтожили» только потому, что он был настолько выше остальных, что эту высоту мало кто мог понять».
Наверное, слово «уничтожили» слишком сильное. Елян, потеряв взаимопонимание с товарищами-туполевцами, перешел работать на фирму Микояна. Достиг там новых высот, в новом деле летных испытаний. А когда, годы спустя, после разлуки оказывался в кругу туполевцев, то попадал в объятиях тех, кто сохранил искреннее уважение к нему. Столь же радостными при встрече были бывшие летчики-испытатели микояновской фирмы начальник летно-испытательного центра ЛИИ А.Н.Квочур и шеф-пилот ОКБ А.С.Яковлева Р.П.Таскаев. Оба благодарны Еляну за помощь, которую он оказал им при освоении работы по морской тематике, на авианесущем корабле. О той работе, потребовавшей и от него глубокого проникновения в совершенно новое для нас дело, с большим удовлетворением вспоминал и сам Эдуард Ваганович.
Эдуарду Вагановичу Еляну — 80 лет. Видя его в бурной жизни, слушая его рассказы о былом, рассказы столь же глубокие, столь же умные и остроумные, сколь и скромные, ловишь себя на нескольких главных мыслях. Перед тобой, конечно же, уникальный человек — глубокий, обаятельный, внимательный. Когда в мае 2006 года не стало одного из лучших туполевских летчиков-испытателей Сергея Тимофеевича Агапова, Елян примчался на своем автомобиле из Ростова в Жуковский, чтобы вместе с немногими уцелевшими друзьями проводить в последний путь общего любимца. Эдуард Ваганович и сегодня живет заботами о других: родных, близких, друзьях — так же, как это было всегда. Перед тобой — не былинный богатырь, скорее, человек хрупкого физического сложения, но это глыба духа. Эдуард Ваганович Елян — летчик, который вошел в мировую авиационную историю, человек исключительных заслуг перед своей страной, перед своим народом.
Геннадий АМИРЬЯНЦ,
доктор технических наук