Поздравляем Героя Советского Союза, заслуженного лётчика-испытателя СССР Николая Павловича Бездетнова с 90-летием!
Родился Николай Павлович 7 апреля 1934 года в селе Катав-Ивановское (ныне город Катав-Ивановск Челябинской области) в семье служащего. В 1956 году окончил Энгельсское военное авиационное училище лётчиков, после чего служил в строевых частях ВВС. В 1961 году капитан Бездетнов был вызван в Москву и начал учёбу в школе лётчиков-испытателей. Его дальнейшую судьбу определила встреча с авиаконструктором Н.Камовым, возглавлявшим конструкторское бюро, где только разрабатывали новый вертолёт Ка-15, в испытаниях которого принимал активное участие и Н.П.Бездетнов.
После Ка-15 последовали испытания нового противолодочного комплекса Ка-25. Потом для замены дневного противолодочного Ка-25 потребовался вертолёт всепогодный, и Н.П.Бездетнов продолжил испытания уже Ка-27. В 1969 году, без отрыва от работы, окончил Московский авиационный институт. В 1979 году удостоен почётного звания Заслуженный лётчик-испытатель СССР. 17 июля 1982 года лётчик-испытатель ОКБ имени Н.И. Камова Николай Бездетнов поднял в воздух опытный образец боевого многоцелевого ударного вертолёта Ка-50(«Чёрная акула»), открывший новую страницу боевого вертолетостроения.
За мужество и героизм, проявленные при испытании новой авиационной техники, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 25 июля 1985 года лётчику-испытателю Николаю Павловичу Бездетнову присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 11531).
В 1986 году Николай Павлович участвовал в работах по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
– Николай Павлович, как вы узнали об аварии на ЧАЭС?
– Когда возникла необходимость составления карты интенсивности излучения в зоне аварии, председатель Государственной комиссии Иван Силаев и академик Евгений Велихов обратились за помощью в ОКБ Камова. Надо было ответить на сложнейшие вопросы: что происходит с ядерным топливом внутри раскаленного реактора, в каком оно состоянии, возможен ли новый взрыв и выброс радиоактивности? Ответить быстро и точно, не сделав ни единой ошибки. И тогда ко мне подошел легендарный конструктор вертолетов, лауреат Ленинской и Государственной премий Игорь Эрлих и предложил полететь в Чернобыль. На тот момент я уже не летал. И мне была предложена роль советника по летным вопросам. Сейчас меня часто спрашивают, мол, зная весь масштаб трагедии (как известно, в первые дни аварии мало говорили об этом), на такие вопросы я отвечаю коротко: у людей нашего поколения, советской закалки, и мысли не было отказаться. Сказали – надо, значит, – надо.
– А как все-таки оказались в Чернобыле?
– Не прошло и недели после взрыва, как мы уже были на месте. Перед тем, как перелететь в Чернигов, ближе к Чернобылю, первую ночь мы ночевали в гостинице Киева. К нам пришел тогдашний министр энергетики Украины (надо заметить, человек не без юмора), вот тогда-то он нам и рассказал о масштабах бедствия: «Ребята, как мне вас жалко, вы даже не представляете, куда вы летите. Вас, может, ждет тихая радостная смерть». Для нас слова энергетика были, как гром среди ясного неба.
– В чем заключалась ваша конкретная задача?
– Во-первых, в предполетной подготовке летчиков, во–вторых, подписи полетных листов и, в-третьих, помощи по радиосвязи в той или иной нештатной ситуации. Все три летчика по очереди летали на четвертый блок. В один из таких полетов один из наших летчиков попал в вихревое кольцо, пришлось помочь выйти из затруднительной ситуации…
– Какие функции были возложены на летчиков?
– К слову, приоткрытую крышку реактора называли ласково «Елена». Я недавно только узнал, что это шестая степень защиты – буква «е» в русском алфавите числится шестой по счету. А тогда просто: «Елена, Елена…» И вот в этот самый приоткрытый сегмент надо было опустить буй. Должен сказать, задача оказалась не из простых. Ведущий инженер Кувыков, лежа на полу, что называется, на пальцах пытался объяснить летчику Николаю Николаевичу Мельнику (за выполнение этой операции ему присвоили звание Героя Советского Союза) точность попадания буя: влево-вправо. Но он-то не летчик, а летчику нужно свою динамику сообразовывать с действиями управления. В этой ситуации я принял решение о прекращении задания. Но Кольке-то неохота улетать, как-никак уже десять минут полоскались в этой радиации. В итоге Мельник не выдержал, открыл дверь вертолета, вывалился и сам визуально поставил буй. Благодаря слаженным действиям экипажа, трубка, начиненная приборами, показала медленное затухание и падение температуры.
– Такие операции ранее выполнялись?
– Впервые в мире совершались полеты на вертолете с внешней подвеской подобной длины. И хотя кабина вертолета была выстлана свинцовыми пластинами, летчики получили немалые дозы облучения. Работу приходилось начинать ранним утром, а возвращались экипажи в гостиницу после 8 вечера.
– Что лично вам помогло остаться в живых?
– Я бы не выжил, если бы на нашем вертолете МИ-8 не оказалось грубого штатного дозиметра. Когда мы поднимались над реактором, стрелка дозиметра шла до упора и дрожала, бедная, не зная куда деться. По многочисленным вылетам я усвоил: над реактором висели три выходящих в небо столба. Даже врачи удивлялись: как так, экипаж один, а у всех, находящихся в салоне, разная степень облучения? Кому-то везло – попадал между столбов и наоборот. Летчики в кабинах сидели в кислородных масках, все остальные члены группы надевали так называемые белые лепестки (проще говоря, намордники, чтобы меньше ловить радиации и вредной пыли), которые выдавались медиками. Из трех летчиков – двое из которых – жители Феодосии (Н. Мельник, Л. Пантелей) и один из Люберец (Володя Малышев), – после выполнения операции в живых остался только Николай Мельник. Его потом пригласили работать в Испанию для тушения пожаров и выполнения различных сложных монтажных работ. Сейчас, я так понимаю, это его бизнес.