Полгода назад, 1 марта 2009 года, не стало выдающегося летчика–испытателя Владимира Ильюшина. К большому сожалению, страна, по обыкновению последних лет, похоже, так и не заметила невосполнимой потери
Владимир Cергеевич Ильюшин – легенда! Один из тех, подлинных героев, интеллектуалов, благодаря которым страна еще какое-то время может считать себя защищенной (ни много, ни мало!) и способной продавать миру не только сырую нефть. Об этой потере – удивительно яркого человека, которого по праву можно считать национальным героем, по телевидению узнали лишь редкие зрители — из коротких ночных сообщений…
Летчики-испытатели, во всяком случае летчики-испытатели той поры, когда авиационная жизнь бурлила, – это особые люди, связанные с созданием и доводкой сложнейших комплексов. Это — лучшие из лучших летчиков, глубокие и мужественные люди, «зараженные небом», преданные выбранному делу государственной важности, люди, способные осознанно пожертвовать собой и благополучием своих близких во имя этого дела. Недавно узнал, что дважды Герой Советского Союза В.В.Аксенов говорил когда-то своим друзьям-космонавтам о летчиках-испытателях, вливавшихся в отряд космонавтов: «Среди нас таких нет…»
Так вот, среди летчиков-испытателей мало кто может сравниться с Владимиром Сергеевичем Ильюшиным по «масштабу личности». Поражает прежде всего объем, качество и эффективность его личной испытательной работы: он первым поднял и испытал рекордное (по любым меркам – и нашим, и мировым) число опытных самолетов – 12! Притом, какие это самолеты! Легендарные: Су-11 (в 1958 г.), Т-5 (1958), Су-15 (1962), Су-17 (1966), Су-24 (1967), «сотка» — Т-4 (1972), Су-25 (1975), Су-27 (1977)… Большинство из них – навсегда стали событиями мировой авиации! Надо ли говорить, сколь важными оказались опыт и хладнокровие летчика, его мужество и подлинный героизм, основательная инженерная и общая глубокая культура. Мало и этого. Герой Советского Союза, Лауреат Ленинской и Государственной премий, Ильюшин был у истоков замечательной школы летных испытаний, коллектива испытателей выдающейся авиационной фирмы, выросших под его прямым влиянием. Во многом благодаря этому сегодня ОКБ П.О.Сухого – одно из немногих, если не единственное в авиационной отрасли страны, сохраняет еще значительный потенциал. Грани таланта яркой личности Ильюшина были связаны не только с его служением авиации, раз выбранному делу, своим товарищам. Они отражали и его редкостные человеческие качества: преданность своей семье, любовь к природе, к братьям нашим меньшим, редкую доброту, отзывчивость, предельную скромность – при огромных заслугах перед страной и мировой авиацией.
Для меня уход из жизни Владимира Сергеевича – и большая личная потеря. Может быть, он со всеми так говорил, но когда я ему звонил, а это бывало, к сожалению, нечасто, он откликался как никто другой: «Здравствуй, родной!» У меня особый долг перед этим человеком. Он написал предисловие к одной из моих книг. Для него это было и просто, и сложно. Просто – потому что книга эта – о легендарном и хорошо известном Ильюшину летчике Сергее Анохине. Сложно – потому что меня самого Ильюшин толком не знал… Когда я звонил Владимиру Сергеевичу в первый раз с предложением посмотреть рукопись, я признался, что делаю это по совету вдовы Анохина, легендарной планеристки Маргариты Раценской, которая сказала, что не знает летчика и человека, более достойного и независтливого, чем Володя Ильюшин.
Предисловие В.С.Ильюшина к книге об Анохине, написанное глубоко, с искренней щедростью и необычайной скромностью, стало центральным моментом книги. В этом предисловии есть такие обязывающие меня ко многому слова: «Мне всегда казалось, что я знал Анохина достаточно хорошо. Прочтя рукопись этой книги о нем, обнаружил с удивлением, что процентов на 90 написанное было для меня откровением. И дело тут не только в малоизвестных фактах личной жизни замечательного летчика-испытателя и его товарищей. Дело – в целом, в объеме и качестве работы, выполненной автором книги. Это воистину «адов труд» – так много нового, подробного и важного содержит книга, столь широк круг внимательно рассмотренных в ней тем, летных происшествий, вопросов технологии и психологии летного испытательного дела, истории развития авиационной техники, взаимоотношений летчиков, инженеров, ученых, руководителей…»
Сын выдающегося авиаконструктора Сергея Владимировича Ильюшина, Владимир был всю жизнь совершенно самостоятелен. В разгар войны, в 43-м, он, не окончив и средней школы, пошел работать мотористом самолета По-2 на Центральный аэродром. С тех пор его главным учителем стал прославленный летчик-испытатель выдающегося ОКБ С.В.Ильюшина В.К.Коккинаки, летавший на этом самолете с оперативными задачами. Коккинаки обучил своего моториста летать на По-2, и в последующем, поступив в Военно-воздушную Академию имени Жуковского, Владимир никогда не упускал возможности летать вместе с Коккинаки на том же Центральном аэродроме – уже на самолетах Ил-12 и Ил-14. Перед завершением учебы в Академии в 1951 году Владимир успел закончить также Московский аэроклуб (в 1947 г.) и экстерном – Балашовское военное училище летчиков (в 1949 г.)
Владимир Сергеевич очень сожалел, что у него затерялась где-то его первая (из пяти!) летная книжка: «В ней Володя Коккинаки расписывался!»
«Я слышал, что Вашим воспитателем скорее был Коккинаки, нежели отец даже…»
«Мы с отцом поругались и не разговаривали долго, — смущенно сказал летчик. — И, действительно, больше, чем отец, меня воспитывал Коккинаки… Он для меня был богом!»
«Наверное, надо говорить о школе летчиков-испытателей Владимира Ильюшина, уникальной школе…»
«Да никакой школы не было… Кроме мата! – рассмеялся Владимир Сергеевич. — Какая школа? Конечно, я молодым ребятам подсказывал что-то, когда с ними летал. Все наши летчики – пилотажники отличные…»
«Ну, все-таки совершенно очевидно, что школа Ильюшина состоялась… Вы можете, из скромности, что угодно говорить. Но, подняв столько машин, и уникальных машин, оставив стольких и таких наследников, надо согласиться, что школа состоялась…»
«Может быть. Ведь это ж очень просто. Ребятам я всегда единственно говорил: «Летчик-испытатель должен работать на запись! На результат! Владимир Константинович Коккинаки, в общем-то, это тоже говорил, но его пленок записей я никогда не видел. Научил меня этому Боря Барабанов – в Новосибирске. Тогда писали на «копчушку». У него, единственного, «копчушка» была как картина — начиная от взлета и кончая посадкой. Я поставил себе задачу сделать то же самое. Потом уже не могли отличить, где на записях Боря и где я. Это – самодисциплина! Рисовать полет!»
«То есть, Ваши ученики могли учиться по Вашим записям, в конце концов?..»
«Ну, в общем-то, да! Потому что я просил всегда ведущих, чтоб они их знакомили с наиболее поучительными записями…»
«Вы первым устанавливали послевоенные феноменальные мировые рекорды на Су-9, за что были удостоены высшей международной авиационной награды – медали де Лаво. Рекорды высоты, наверное, особо впечатляющие? Когда Вы выходили на динамический потолок, почти на 29 км высоты, – там небо было фиолетовое?»
«Только в зените! Но, во-первых, фонарь бликует… А потом — «ноль» держать надо. Я все-таки… сердцем все снизу доверху «проглядел»: переход от земли, от светлой полоски к темноте… У меня даже картина есть живописная…»
«Кстати, я так понимаю, Вы – реалист в живописи?»
«В абстрактной живописи я не все понимаю. Согласитесь, этому тоже учиться надо. Восприятию этих вещей… Я на выставке видел нечто, потом, через несколько лет попытался воспроизвести. Саня Щербаков сказал, что получилось похоже… Мы вместе с ним ходили на эту выставку…»
«Извините, Вы, Александр Александрович Щербаков, Степан Анастасович Микоян, учившиеся вместе в Академии, – дети великих. Люди почему-то этого не прощают…»
«Нет, конечно! Поэтому я и не пошел по стопам отца».
«Наверное, и у Вас, и у Ваших уже детей немалые проблемы были? Хотя Вы находились всегда в самой гуще «простого» люда, среди механиков, инженеров, и у Вас была возможность жить «нормальной» жизнью?» — этот вопрос я задавал летчику, когда он уже не летал, но, продолжая работать на фирме Сухого одним из руководителей летных испытаний, отказывался от отдельного кабинета…
«У меня было очень просто, — ответил летчик. — Надо было работать больше и, желательно, лучше других. И ни от чего не отказываться. Перегон машины в ремонт – пожалуйста! Летать за патронами на Як-12 – пожалуйста! Для многих других – это нежелательно: бесплатный полет. А для меня – нет разницы. Чем больше летаешь, тем лучше… Вообще-то ко мне как к сыну С.В.Ильюшина никто плохо не относился. Кроме Артема Ивановича Микояна. Летать в его КБ стремились многие. «А что я скажу Сергею Владимировичу, если ты разобьешься…» — это он сказал именно мне. Тогда ЛИИ назначило троих на «опасную» машину Микояна – Е-50 с жидкостным ракетным двигателем: Валю Васина, Валю Мухина и Эдика Еляна…»
«Эдуард Ваганович Елян не прижился у вас на суховской фирме, куда попал вместе с Вами после Школы. Считали, два медведя в одной берлоге не могут ужиться… Хотя Елян говорил мне о Вас с высшим уважением…»
«У нас с Эдиком отличные отношения – мы же однокашники! Просто он пришел к нам позднее. А догонять всегда трудно…»
Когда не стало Еляна, и его со всеми воинскими почестями похоронили в Ростове, где он жил в последнее время, я по возвращении из Ростова позвонил прежде всего Владимиру Сергеевичу. Он ничего не знал о случившемся: ни по радио, ни по телевидению ничего не сообщалось о смерти героя. Ильюшин, который, наверное, уже знал, что сам тяжело болен, страшно расстроился и долго-долго не мог сказать ни слова…
Они вместе заканчивали в 1953 г. второй выпуск Школы летчиков испытателей. Какое-то время параллельно с учебой в Школе Ильюшин работал на серийных заводах – в Куйбышеве (где он испытывал МиГ-15 и МиГ-15УТИ), а также в Новосибирске (где шла напряженная работа по самолету МиГ-17Ф — их выпускали там тогда по 100 самолетов в месяц!). По окончании Школы Ильюшин попал в ЛИИ, где проработал до конца 1957 г. И лишь потом его пригласили в ОКБ Сухого. О том, как он оказался на воссозданной после войны фирме П.О.Сухого, Владимир Сергеевич рассказывал так. «Первым там был военный летчик-испытатель А.Г.Кочетков, потом он ушел. Вторым был Махалин Володя, его списали. Третьим был Коровушкин Коля, он слетал и ушел. А я занимался в то время на МиГ-17 необратимыми бустерами. Павел Осипович следил за этой работой. Ему нужен был летчик. Я саму кухню эту не знаю, но в ЛИИ ему, видимо, предложили меня. Это был 1956 год. И в мае 1957-го я уже перегнал две машины (С-1 и Т-3) во Владимировку – для испытания вооружения. С этого все и началось. Потом, закончив эти испытания, я ушел в отпуск, будучи формально еще в ЛИИ – хотя фактически работал уже у Павла Осиповича. Уходя в отпуск, я оставил свои координаты. У меня жена – геолог. И мы поехали (она на работу – в командировку, а я – в отпуск) в Ходыженск, это Северный Кавказ. Пришла туда телеграмма: «Агрегат будет готов – выезжай». Я бросил все. Жена посадила меня на поезд на полустанке, и я уехал…» (К сожалению, мне не довелось знать лично жены Владимира Сергеевича, грузинской княжны, Натэлы – мы с ней говорили лишь по телефону. Владимир Сергеевич, которого она трогательно оберегала, умер через несколько недель после ее ухода из жизни. Они похоронены рядом на скромном Химкинском кладбище…)
«Первая моя опытная машина, — продолжал летчик, — Т-43. Я поднял ее. Конечно, все было не просто; к опытной машине начинаешь готовиться – хорошо, если год, а то и два, и три! Иначе нельзя!.. После этого Павел Осипович сказал: «Хотите перейти к нам?» Я поблагодарил, естественно. Первый вопрос его был: «Сколько Вы получаете?» А у меня был в то время второй «средний» после С.Н.Анохина. Я много летал! У меня заработок был где-то под 15 тысяч. В Новосибирске я зарабатывал даже по 22-23 тысячи, а «Победа» стоила тогда 16!) Тогда самая большая зарплата у летчиков была на серийных заводах, потом — в ЛИИ, и самая маленькая – в ОКБ. Павел Осипович сказал мне, что может заплатить около 10-12 тысяч…»
В первую очередь В.С.Ильюшин – выдающийся летчик-испытатель. Повторить его уникальный опыт практически будет уже невозможно, потому что вряд ли возможен тот золотой век в авиации, который был связан, помимо прочего, со временем и гением П.О.Сухого. «Я безумно ему верил, — говорил летчик, — и навсегда остался ему благодарен. Это был удивительный человек, интеллигент, он очень соответствовал своей фамилии – внешне хотя бы… Он редко улыбался. Это был очень добрый и очень умный человек. Это был гениальный конструктор — с очень трудной судьбой, как всякий человек, который идет впереди всех. Многие от него были вдали…»
И сам Владимир Сергеевич был неповторимым человеком. В нем не было ничего показного, и о самых сложных вещах он стремился говорить максимально просто и доступно. Его любимая присказка в завершение бесконечного множества поучительных и напряженных историй: «Просто как в деревне…» Это высшая скромность и мудрость человека, многое повидавшего и многих знавшего (вспомнить хотя бы, помимо прочего, что его первая жена была дочерью одного из первых руководителей страны Вячеслава Михайловича Молотова). Это скромность и мудрость человека, сумевшего возвратиться к испытательной работе после тяжелейшей автомобильной аварии, освоившего 145 типов летательных аппаратов, проведшего в воздухе 4152 часа и покинувшего самолет аварийно лишь один раз (и то — при нелепом стечении обстоятельств)…
Мне навсегда запомнилось непередаваемое переживание Владимира Сергеевича. Однажды на даче, темной ночью его обокрали. Угнали «Жигули» — подарок президента Б.Н.Ельцина. Надо было видеть, с какой сердечной болью летчик говорил: «Черт с ней, с машиной! Сволочи – собаку любимую увели!..»
Он не терпел «трясти Звездой», но бросал важное дело и, надев генеральскую форму, ехал в воинскую кассу, чтобы в пору жутких очередей купить дешевый билет на поезд сыну сотрудника…
Мы с Владимиром Сергеевичем встречались в ОКБ, когда он перестал уже летать. Он оставался высшим авторитетом для своих летчиков, но сидел в большой шумной комнате. Творческий человек, он не без гордости говорил тогда, широко улыбаясь, что является, наверное, — единственным в своем роде генералом, который увлеченно пишет компьютерные программы… на языке СИ…
Геннадий Амирьянц